Глава XVI
Рассказывает Василий Колошенко:
- 6 августа получаем неожиданное сообщение:
«При тушении большого лесного пожара в гористой местности в условиях плохой видимости, отворачиваясь от высоковольтной линии, Ми-6 ударился о скалу и потерпел катастрофу. Погибли:
Командир экипажа Юрий Гарнаев,
Второй пилот Юрий Петер,
Штурман Владимир Иванов,
Бортинженер Сергей Бугаенко,
Бортрадист Борис Столяров,
Инженеры Арнольд Чулков и Владимир Молчанов.
Французы: Ж. Сандос и В. Тэпфер».
На следующий день на весь мир озвучивается сообщение ТАСС: «В воскресенье вечером во Франции при тушении большого лесного пожара, в сложных условиях гористой местности потерпел катастрофу вертолет Ми-6. Экипаж погиб».
Василий Колошенко продолжает:
- До этого Юрий Гарнаев, опытнейший летчик-испытатель, успел погасить в горной местности 10 крупнейших пожаров и в принципе не мог допустить ошибки, которая могла явиться причиной катастрофы.
Если вспомнить угрозы бортрадиста Мишеля — выводы напрашиваются сами собой. Единственной ошибкой Юрия следует считать то, что вопреки нашим прежним договоренностям, он согласился лететь в роковой рейс без Мишеля на борту вертолета. Дальнейшее известно:
- Во Францию вылетели представители КБ Миля для расследования причин катастрофы, но французская сторона не разрешила им это делать. К месту катастрофы допустили только летчика-испытателя фирмы Миля Юрия Швачко, который рассказал:
- До своей гибели Юра успел потушить 10 пожаров в районах Марселя, Сан-Рафаэля, Канн, Ниццы… Во всех полетах участвовал Мишель. Но 6 августа Мишель под благовидным предлогом отказался лететь и заявил об этом Гарнаеву. На подмену Мишель привел к Гарнаеву француза, который немного говорил по-английски.
Очевидцы гибели вертолета рассказали, что в районе падения машины погода и видимость были прекрасными, а вот никаких высоковольтных линий электропередач не было и в помине, как и крутых гор. Они утверждали, что на трассе пролета вертолета стоял лишь автомобиль Мишеля. Утверждали так же, что едва вертолет пролетел над автомобилем Мишеля, — в вертолете раздались взрывы, после чего вертолет накренился и упал в ущелье. Его обломки загорелись, и этот пожар гасили американцы на своих «Каталинах». Мишель был арестован по подозрению в установке на вертолете взрывных устройств, которые могли сработать от радиосигнала, поданного с земли. Через 6 месяцев он был отпущен за недоказанностью его вины….
При всей убедительности соображений, высказанных Василием Колошенко, имеет право на существование и точка зрения на обстоятельства трагедии доктора технических наук Геннадия Ашотовича Амирьянца из ЦАГИ, который в книге «Летчики-испытатели» пишет по этому поводу следующее: «Приходится слышать, что предполагаемой причиной гибели Гарнаева была диверсия. Но многие специалисты ее отвергают. Шеф-пилот Миля Г.Карапетян считает: «У Гарнаева была вещь тривиальная — обычный помпаж: они «глотнули» горячий воздух, стали набирать высоту, увеличили мощность, и у них начался помпаж».
Заслуженный летчик-испытатель Александр Акимов, ознакомившись с фильмом, заснятым кинолюбителем в момент гибели, сделал вывод: «Причиной катастрофы явилось отсутствие должного инженерного и методического сопровождения полетов…»
Геннадий Амирьянц продолжает: «Энтузиазм тех, кто там, на юге Франции тогда работал, понять можно. Тем более, что была уверенность в том, что Гарнаев все может! Мало кто понимал, что в таких условиях необходимо было определить и подсказать летчикам ограничение по высоте полета. И, естественно, было желание экипажа спуститься как можно ниже, чтобы повысить эффективность пожаротушения. В кабине вертолета было так жарко, что они летали в одних трусах! Температура обшивки фюзеляжа доходила до 200 градусов Цельсия! Вопрос о минимальной высоте полета был критическим потому, что на высокую температуру воздуха не были рассчитаны ни двигатели, ни другие критически важные системы вертолета. Работать следовало на высоте, исключавшей помпаж двигателей…
По характеру разрушений было установлено, что хвостовой частью, Гарнаевым винтом машина, шедшая со снижением, зацепилась за один из сбросов террасы. Без рулевого винта она стала вращаться вокруг своей вертикальной оси, а так как ее поступательное движение продолжалось — она упала на следующую террасу и, к тому же, загорелась…».
Близка к позиции Г. Амирьянца и точка зрения Заслуженного летчика-испытателя Героя Советского Союза Алексея Якимова, сказавшего следующее:
- В момент гибели Юры — со слов очевидцев и свидетелей — у вертолета отказал двигатель в потоке горячего воздуха; он приткнулся было на выступе горы, но выступа не хватило, и вертолет свалился в пропасть…
Приведя эти взаимоисключающие точки зрения двух непререкаемых авторитетов, мы лишь хотели подчеркнуть чрезвычайную сложность, многофакторность вопроса, именуемого «Тайна гибели Юры Гарнаева», до сути которого до настоящего времени добраться все еще не удалось…
* * *
- Галя!
Это наш лагерный вожатый.
- А! Юра, здравствуй!
- К тебе там приехали. Ты иди к воротам.
- Да не могли ко мне приехать! Мама болеет, а папа в командировке.
Юра как-то странно смотрит мимо меня:
- Ты иди, иди к воротам.
Странно… Внутри что-то ёкнуло и тревожно защемило сердце. Может быть, с мамой плохо?
Иду к воротам. Около машины стоит дядя Юра Геращенко.
- Здравствуйте, дядя Юра!
- Здравствуй, Галя. — Смотрит куда-то в сторону.
- Тебе нужно домой съездить. Мама зовет.
Странно…
- Ехать именно сейчас?
- Да.
- Ну Вы скажите маме, что я сейчас не могу. У нас послезавтра концерт, а я в четырех номерах участвую.
- Нет, Галя, надо ехать именно сейчас.
- Ну хорошо. Только Вы меня завтра привезите обратно, а то я концерт сорву.
- Садись, садись, поехали.
- Юра тоже с нами едет?
- Да.
Едем. Они разговаривают о чем-то таком научном. Странно… Дядя Юра обычно такой шутник, а сейчас, как сказала бы мама, — «как шило проглотил».
Всю дорогу до дома ломаю голову: что бы все это значило? Зачем меня забрали из пионерлагеря? Может, провинилась чем-нибудь? Вроде бы нет…
Вот и дом. Наш подъезд. Бабульки на лавочке. Я здороваюсь. Они отвечают и как-то испуганно замолкают. Я жду дядю Юру, но он не идет. Тревога моя растет. Поднимаюсь, звоню в дверь. Ее открывает незнакомая женщина в темном платье.
Прохожу… Двери гостиной открыты настежь. За столом… Кто это? Мама? Такая старая? Папин портрет обвит красно-черной ленточкой. Я захожу в комнату.
- Вот, Галя…папа…
Ее голова бессильно падает на стол. Мать бьется в отчаянных рыданиях.
Я цепенею. Становлюсь какая-то деревянная. Медленно выхожу из комнаты, иду в спальню, сажусь на папину кровать. В голове — пустота. Как будто снится какой-то страшный сон, а я не могу проснуться. В комнату заходит тетя Клава, мамина сестра:
- Галя, детка!…
Я благодарна ей за ласку, но в себя прийти не могу. Дальше все продолжается, как во сне: я хожу, говорю, ем, сплю — и все это как во сне.
Он погиб в воскресенье вечером. Его привезут на наш аэродром. Олег Васильевич Гудков летит за своим другом.
…Мы стоим на аэродроме. Я вспоминаю: мы были здесь с папой, когда приезжал космонавт Комаров.
Бабушка, папина сестра тетя Женя… приехали все. Маму притащили полумертвую — у нее совершенно отказали ноги.
Вот показался самолет. Сделал круг над городом, над аэродромом. Папа последний раз был в небе…
Самолет сел где-то далеко, медленно подъехал по полосе и остановился напротив нас. Что-то оборвалось у меня внутри… Я начала просыпаться. Кажется, наконец, до меня дошло, что сейчас… Я вспомнила, как мы встречали его у Миля, как он вылез тогда из кабины вертолета и бежал нам навстречу улыбающийся, живой, счастливый. А сейчас…
Что это за столик там стоит? Для чего он?
Дверь салона открылась…
Из-за самолета появляется процессия. Что это за ящик они несут? Ставят его на приготовленный стол.
И ЭТО МОЙ ОТЕЦ?
Мама, закричав страшным голосом, падает на ящик.
Бабушка теряет сознание…
У меня темнеет в глазах. Кто-то подхватывает меня, подтаскивает к ящику.
И ЗДЕСЬ — МОЙ ОТЕЦ?
А перед затуманенным взором стоит его живое улыбающееся лицо, я слышу его голос:
- Галенька, я скоро приеду!
Дальше какой-то провал. Какая-то каша из людей, бесконечных цветов, черных платьев, я вижу каких-то родственников, близких и дальних.
Потом ящик перевезли во Дворец Культуры.
И ТАМ БЫЛ МОЙ ОТЕЦ?
Гроб стоял там сутки и все это время непрерывно шли люди. Жуковчане прощались с Юрой Гарнаевым…
Дальше был клуб Чкалова в Москве. Нас привезли сюда прощаться со всем экипажем. Поднимаемся по лестнице. В огромном, как мне кажется зале, стоят гробы. Нас подводят….Не знаю, как бы я все это выдержала, если бы не мои братья Слава и Юрик, сестры Аллочка и Нателла. Мы всегда были очень дружны, и сейчас они, мои старшенькие, с любовью опекали меня.
Мама все это время была какая-то неживая, то и дело теряла сознание. Я, по сути еще совсем ребенок, буквально вжалась в стул, на который меня посадили. Всегда очень стеснительная, я боялась поднять голову и увидеть эти ужасные гробы, огромное количество людей и море цветов. Боялась каким-нибудь неловким движением нарушить этот непонятный и страшный мир, в котором все мы вдруг оказались.
Потом подошли какие-то серьезные деликатные люди, и сразу все пришло в движение… Сестры подхватили меня под руки и вытащили на воздух. Впервые за все это время мне стало немножечко легче. Постепенно люди из зала вышли и остались гробы, все в цветах. Папа прощался со своим экипажем… Их увозили на Немецкое кладбище…
А потом мы поехали дальше, на Новодевичье кладбище.
От самых ворот стояли люди с венками. Я плохо помню эти речи, прощания… Помню только коричневый ящик на постаменте.
И ТАМ БЫЛ МОЙ ОТЕЦ?!
Ведь он живой, веселый… Папа, где ты?
Потом гроб опустили в землю. Насыпали холмик, поставили железный памятник, посадили маленькую березку. И я вспомнила, как в последних числах июля мы с мамой проснулись от страшного треска. Мы выскочили на балкон и увидели, что неумелый или просто пьяный водитель огромного грузовика врезался в забор нашего садика и сломал березку, которую посадил папа. Мы переглянулись тогда с мамой и что-то похолодело у нас внутри…